Маньяк с бритвой Оккама

Пьяный в дым мордорец сидел за угловым столиком. Впрочем, сидел – это было, пожалуй, преувеличением. Тингул полулежал на столешнице и заунывно тянул на одной ноте:

В тумане странный образ вдруг может появиться,
И ты, его завидев, не бойся, не беги.
Бежать уж бесполезно – пришёл он за тобою,
Всесильна его воля, не сдвинешь ты ноги…

Переведя дыхание, он завёл второй куплет:

Когда-то по всей Арде во славе был и в силе,
Богам бросал он вызов, любого был сильней,
Рабов Валар и трусов мечи его разили,
На чёрных крыльях ветра летел быстрей коней…

Бунго потряс его за плечо:
– Эй, приятель, ты ещё с нами?
Тингул качнулся и с трудом сохранил равновесие.
– Чего? Где? А, ты, недомерок… Не лезь, не видишь – душа поёт!
– У твоей души ни слуха, ни голоса… Пошли, тебе проветриться надо! Ну же, поднимайся, я тебя не дотащу!
Тингул помотал головой и снова запел:

Ошейник из короны охватывает шею,
И чёрный плащ в лохмотьях пересекает цепь,
В пустых его глазницах нездешний ветер веет…

– Кто о чём, а Тёмный – о страданиях Мелькора…– хмыкнул Бунго. – Ты мне этим ещё в Аннуминасе надоел. Пошли!
Хоббит напрягся и честно попытался оторвать приятеля от стула. Это почти вышло, но в самый последний момент Тингул всё-таки вывернулся и тяжело осел на прежнее место, по-прежнему завывая. От встряски, похоже, большая часть песни вылетела у мордорца из головы, и он небрежно перескочил к самому концу:

Река времён далёко с тех пор уж убежала,
Руины цитаделей бурьяном поросли,
Порою возникает в тумане Тёмный Вала…

– И конь, и конь, хромой на три ноги!!! – не выдержав, завопил на тот же мотив Бунго.
– К-к-какой ещё конь?! – В остекленевших глазах Тингула первый раз появилось что-то вроде осмысления. – Н-не было там коня…
– Был – красный и в пальто! Поднимайся, зараза такая, Голлум тебя защекочи! Великие Валар, пошлите этому идиоту завтра с утра похмелье посильнее, чтоб думал в следующий раз, сколько пить! Чтоб тебе зелёный балрог привиделся!
Последнее проклятье подействовало. Тингул поднялся и, раскачиваясь как маятник, побрёл к выходу. Уже в дверях он попытался снова запеть:

Много песен уж об эльфах было сложено,
Много песен о хоббитах-карапузиках,
А про нас, про урук-хайев доблестных,
Кроме этой песни – верной ни одной...

Бунго всё-таки выволок мордорца на веранду.
– Эру всемогущий, неужели я настолько плох, что заслуживаю только таких друзей? – пробормотал хоббит, утирая пот со лба. – И дивный наш куда-то провалился… Да замолкни ж ты, паразит – ну пожалуйста!
Тингул, однако, униматься не желал:

Постучится вдруг назгул,
Скажет: «Я от Саурона!»
А ты добрый и счастливый,
И не свяжешь слова...