Вернувшись с тайной встречи со Сталиным, Исаев почувствовал себя плохо. Поэтому накатил стопарь, не дожидаясь 23 февраля и отправился на службу.
Через неделю СССР не досчиталось многих агентов из Берлина; немецкие врачи так и откачали беременную, которая начала бредить на чисто русском-матерном (рязанский диалект), папаша Мюллер представился, так и не узнав, что покойный Штирлиц был русским шпионом; а пастор Шлаг так и не научился ходить на лыжах.
И только комдив Котов, прикуривая самокрутку, думал, что чихал он на эту Цитадель, глядя, как Митя бьется в страшных корчах, проклиная проклятую простуду.